«Спартак» – наше всё. Откровения кумира красно-белых - Егор Титов

Впоследствии в прессе я не раз читал лестные отзывы маэстро обо мне. И всякий раз мне тут же хотелось выйти на поле и своей игрой доставить Олегу Палычу такое же удовольствие, какое мне когда-то доставил «Полоумный Журден».

Это необычайно важно, когда за тебя болеют личности, которыми ты сам восхищаешься. Серьезнейший стимул в работе!

Рассказ о дорогих мне знаменитостях завершу еще одним спартаковским фанатом – Владимиром Петровичем Пресняковым. Он мне в отцы годится и общается со мной так же, как со своим сыном Вовкой. Володя, к слову, впитал в себя все самые лучшие качества своего папы. Бывают такие люди, которых невозможно называть по имени-отчеству. Петрович как раз из их числа. Он настолько свой, что никакая разница в возрасте не придаст ему официоза.

У Петровича потрясающее чувство юмора. Когда в 2004 году я отбывал дисквалификацию, это легендарное пресняковское чувство юмора помогало мне бороться с ностальгией и апатией. Каждый четверг мы с матерым балагуром играли в одной команде. Петрович на поле «заставлял» величать его не иначе, как «быстрый краек». Конечно, он был не такой уж быстрый, но его понимание футбола отчетливо говорило: для этого человека «Спартак» – религия.

* * *

Я намеренно не стал рассказывать обо всех звездах, знакомством с которыми имею моральное право гордиться. Поведал лишь о самых близких и дорогих. Я убежден: как бы ни складывались наши карьеры, кто бы на какое расстояние ни отдалялся от Успеха, наши отношения не пострадают. Мы не делаем рекламу друг другу. Мы дружим. И когда журналисты у меня спрашивают, как мне это удается, я не нахожусь, что ответить. Если бы я искусственно цеплялся за эти отношения, я бы, конечно же, обладал особым рецептом. Но рецепта не существует. Дружба не что иное, как подарок свыше. Этим подарком надо дорожить.

Давно, году в 1997–1998, когда Егор Титов начал становиться «модным персонажем», вокруг появилось много новых людей. Десятки, сотни личностей из разных сфер деятельности старательно набивались мне в друзья. Я был польщен и вместе с тем слеп. Казалось, что всех их я привлекаю сам по себе как человек, а не как футболист народной команды. Кто-то откровенно льстил, кто-то был натуральным прилипалой. Безусловно, многие из них верили в искренность собственных намерений, но на деле не были готовы чем-то жертвовать ради меня. Однако дружба – это процесс обоюдный. Она, как и настоящий футбол, в одну калитку не бывает. К своей чести, я быстро прозрел. Понял: то, что окружало меня в тот период – бутафория.

Я бы посоветовал молодым пацанам, у которых уже есть имя, быть разборчивее в своем окружении, а то велика вероятность в период неудач остаться в одиночестве. Дружба – это наслаждение. Наслаждение от общения и просто от осознания того, что этот человек присутствует в твоей жизни. Дружба – это талант. Талант радоваться за удачи друга и переживать за его промахи. Дружба – это готовность в любую минуту броситься на помощь, и самое главное – это честность во всем. С другом нельзя лукавить, недоговаривать, малодушничать.

Сейчас рядом со мной люди, на которых я действительно могу положиться. Мы проверены временем и обстоятельствами. Дай Бог, чтобы так было всегда! И чтобы ни с кем из моих друзей – не важно, из эстрадного они мира, театрального или футбольного – ничего плохого не происходило.

Глава 26

Как сохранить верность в футбольной дружбе

С теми, с кем ты долгое время защищал честь клуба, не может быть прохладных отношений. Потому что ты обязан уважать всех, с кем испытывал радости и горести. Да, нельзя любить всех. И тебя могут любить не все. Но у меня никогда ни с кем не было трений. Я не объявлял войн. Вдрызг не ссорился. Надолго не ругался. Хотя, допускаю, не каждый отзовется обо мне лестно. Я все-таки всегда говорю то, что думаю. И некоторым доводилось слышать от меня не очень-то приятные вещи. Зато я уверен в том, что такие люди, как Тихонов, Аленичев, Парфенов, Ковтун, то есть те, кого я считаю своими настоящими друзьями, никогда не скажут про меня дурного слова. Потому что наши отношения не запятнаны. Это те люди, к которым я могу прийти за помощью и иногда прихожу за советом. Кстати, как правило, получаю достойный ответ и прислушиваюсь. Для меня важно, чтобы в этой книге была глава об этих особенных – футбольных – людях, которыми я дорожу и всегда дорожить буду. Я хочу рассказать о нашей дружбе…

Даже не верится, но в середине 1990-х я не мог представить, что Андрей Тихонов когда-нибудь станет для меня близким человеком. Прекрасно помню стычку между нами. 1995 год. Все лидеры под руководством Олега Ивановича уехали в сборную. Нас у Георгия Саныча осталось мало: Кечинов, Ананко, Мелешин, Тихонов, я. И вот под занавес тренировки мы исполняли серии ударов. Так мы с Тишкой зарубились не на шутку. Он мне слово – я ему два. Он мне пять – я ему десять. Андрей меня предупредил, что, если я не угомонюсь, он меня сам угомонит. Я от этого еще больше распалился. Ярцев с ребятами нас чудом разняли. Понимаю, что я тогда легко отделался. Тихон после армии, прошел страшную школу выживания на зоне, а я девятнадцатилетний салага. Конечно, Андрей меня закопал бы.

Тихонов дружил с Кечиновым, я – с Мелешиным. В последующие пару-тройку лет мы с Андреем пересекались нечасто. Близко начали общаться лишь в 1998 году, когда после отъезда Димы Аленичева нам прибавилось ответственности за команду. Но истинное сближение произошло после одной истории. Наши вторые половинки, Вероника и Надя, улетели за границу, и мы с Тишкой заранее решили, что после предстоящего матча поедем в казино. Тогда только-только появились игровые заведения, и было очень любопытно испытать все это на себе. Мы с Андреем безвылазно сидели там двое суток. Я тогда вкусил такой азарт, какого раньше не испытывал. Наверное, это то же самое, что оказаться на тонущем «Титанике»: выживешь или нет. В определенные мгновения я чувствовал страшную готовность ко всему: или порву сейчас всех в клочья, или вдрызг проиграюсь. Хватало ума останавливаться на краю. Отходил в машину поспать. Через два часа возвращался, умывался в туалете и снова за стол. Я даже домой хотел поехать, еще денег взять. Меня тогда Андрей отговорил: «Тит, хватит. Надо перемолоть это поражение и забыть». Я послушался. Приехал домой и несколько часов просидел в оцепенении: проводил анализ игры. Где я сделал ошибки, где следовало поступить по-другому. Прокрутил эти двое суток от начала до конца, все разложил по полочкам. Больше в казино я так существенно не проигрывался. Это во-вторых. А во-первых, я осознал, что нельзя прикасаться к той опасной грани, за которой вся твоя предыдущая жизнь становится малозначимой и твой разум отступает под напором азарта. Искренне сочувствую тем, кто перешел эту грань. Я же к ней с тех пор больше никогда не приближался. Я переболел.